ГЛАВА ПЕРВАЯ

ФИЛОСОФИЯ И ЕЕ КРИТИКИ

 

Философия и философские писатели

Общественный прогресс является следствием того факта, что индивидуумы отклоняются во всевозможных видах и направлениях от среднего человеческого уровня, и их оригинальность нередко оказывается столь привлека­тельной или полезной, что в этих индивидуумах их поко­ление признает вождей; они становятся предметом завис­ти или восхищения и основоположниками новых идеалов.

В каждом человеческом поколении сре­ди всяких разновидностей найдется нес­колько индивидуумов, которых всецело увлекает теория. Такие люди усматривают загадку или находят предмет для удивления в том, на что никто другой не обратил бы внимания. Их вооб­ражение изобретает различные объяснения и комбини­рует их. Они подводят итоги учености своего времени, пророчествуют и предостерегают, и их современники видят в них мудрецов. Философия (в буквальном перево­де любовь к мудрости) есть произведение этого рода умов, к которым даже люди, не понимающие их или не верящие в провозглашаемую ими истину, относятся если не с восхищением, то со снисходительною благожела­тельностью.

Философия, ставшая таким образом общечеловечес­ким достоянием, образует в своей совокупности чудови­щно неупорядоченную массу учености. Если так смотреть на дело, то, казалось бы, нет оснований исключать из сферы философии любую специальную науку, например химию или астрономию. Однако в на­стоящее время по общему согласию спе­циальные науки исключаются из этой сферы, а остальные вполне подходят для того, чтобы под именем философии составить учение, изложенное одним человеком, располагающим достаточной для этого ши­ротой интересов.

Если бы данная книга была немецким руководством, то мне пришлось бы поначалу ограничиться задачей аб­страктного определения ее предмета, затем перейти к раскрытию ее понятий и разделов, ее задач и метода.

Однако, принимая во внимание, что подобное раскрытие является обыкновенно для начинающих непонятным, а для прочитавших книгу излишним, в целях краткости лучше всего совсем выпустить эту главу, хотя она и могла бы, может быть, оказаться не совсем бесполезной для более подготовленных чита­телей в качестве резюме последующего изложения. Впрочем, я позволю себе на минуту остановиться на определении.

Термин философия за вычетом из этой области всех специальных знаний все более и более начинает обозна­чать идеи, исключительно относящиеся к сфере универ­сального. Принципы объяснения основ решительно всего сущего, частицы, общие для богов и людей, животных и камней, первое откуда и последнее куда всего мирового процесса, условия всякого познания и наиобщие правила человеческого поведения — вот, например, проблемы, обычно считаемые философскими, а философами обычно считаются люди, могущие особенно много сказать обо всем этом. В обычных школьных учебниках философия обыкновенно определяется как познание в общем всего сущего в его последних основаниях, поскольку такое познание вообще может быть доступным естественному человеческому разуму. Это означает, что целью филосо­фии является объяснение вселенной в общих чертах, а не описание ее подробностей; вследствие этого мы называем известный взгляд философским в прямой зависимости от его широты и связи с другими точками зрения и в той мере, в которой он руководствуется для своего оправда­ния не частными или промежуточными принципами, но первоосновными и всеобъемлющими. В этом смысле вся­кий широкий взгляд на мир, даже если этот взгляд явля­ется не вполне ясным, составляет философию. Это — ми­ровоззрение, интеллектуализированный подход к жизни. Когда проф. Дьюи* говорит, что философия означает не столько дисциплину, границы которой могут быть ясно очерчены, сколько проявление в совокупной деятельности воли и интеллекта известной общей позиции, темпера­мента и направленности к известной цели, то он верно описывает существо всех бывших доныне философий. Знакомство с основными противоположными взглядами

на жизнь, какие развивались в истории человеческой мыс­ли, и с теми резонами, в которых они находят свое оправдание, должно рассматривать как существенный элемент в образовании всякого свободного человека. "Философия" в известном смысле слова есть лишь со­кращенный термин для обозначения духа того универси­тетского воспитания, которое у нас в Америке соответ­ствует слову "колледж". Можно преподавать известный предмет или в сухих догматических формах, или в фило­софском освещении. Ученик технической школы может достигнуть в своем развитии того, что станет перво­классным орудием для выполнения известной работы, но при этом все же ему будет не хватать той духовной утонченности, которую сообщает человеку надлежащая университетская культура. Он может остаться неотесан­ным человеком, отнюдь не джентльменом, погрязнуть в своей узкой специальности, быть лишь надлежаще грамотным и не уметь представить себе что-нибудь от­личное от виденного им, не владеть воображением, ат­мосферой, духовной перспективой.

 

В чем ценность философии

Философия, которая, по словам Плато­на и Аристотеля, начинается с удивле­ния, способна превратить любой предмет в нечто отличное от того, что он есть на самом деле. В глазах философа привычное выглядит странным, а странное — привычным. Философ может взяться за трактовку любой вещи и любую вещь может оставить вне рассмотрения. Его дух преисполнен той атмосферой, которою овеян каждый объект мысли. Он пробуждает нас от природной догматической дремоты и разрушает наши закоснелые предрассудки. В истории человеческой мысли философия всегда являлась взаимно оплодотворя­ющим началом для четырех различных сфер человечес­ких интересов — науки, поэзии, религии и логики. Путем строго логического рассуждения она стремилась достиг­нуть результатов, имеющих эмоциональную ценность. Вот почему прийти в контакт с нею, поддаться ее влия­нию одинаково полезно и для изучающих гуманитарные науки, и для работающих в области точных наук. Своей поэтической стороной философия влияет на людей с ли­тературными наклонностями, своей логикой она закаляет их и исцеляет от интеллектуальной дряблости. Предста­вителям точных наук она импонирует силой своей логи­ки, но в то же время другими своими сторонами она смягчает их дух и избавляет их от чрезмерно сухого технического склада ума. Учащиеся обоих типов должны получить от философии большую живость духа, больше воздуха, больше интеллектуальной образованности. "Об­ретается ли в тебе какая-нибудь философия, пастырь?" — вот вопрос, которым люди всегда должны встречать друг друга, дабы отличить истинного учителя от ложного претендента.

Самым невыгодным, ничего не обещающим для нас является общение с человеком, у которого нет никакой философии.

Во всех этих рассуждениях я ни слова не сказал о том, что можно назвать гимнастической пользой философ­ских исследований, про ту чисто логическую мощь, которая приобретается нами, когда мы научаемся определять наивысшие отвлеченные концепции и делать между ними различия.

 

Враги философии и их возражения против нее

Несмотря на перечисленные нами поло­жительные стороны философии, против изучения философии ведется системати­ческая борьба, и никогда еще враги фи-

лософии не были столь многочисленны, как в наши дни. Отчасти это можно объяснить сопоставлением опреде­ленных завоеваний в области положительных наук с ка­жущейся неопределенностью результатов в области фи­лософии; нечего говорить о природной грубости ума у людей, которым доставляет удовольствие злорадно вышучивать длинные слова и абстрактные термины. Для многих людей выражения вроде "схоластический жар­гон" или "средневековая диалектика" являются синони­мами слова "философия". Философ с его темными и не­определенными умозрениями касательно сокровенной природы и первоначала вещей уподобляется в таких слу­чаях "слепцу, ищущему в темной комнате черную шляпу, которой там нет". Деятельность его характеризуется как ряд "бесконечных споров, не приводящих ни к какому выводу", или, еще более презрительно, как систематичес­кие злоупотребления специальной, изобретенной им тер­минологией.

Подобная враждебность к философии может быть оправдана лишь в весьма ограниченной мере. Я в после­довательном порядке изложу наиболее ходячие возраже­ния против философии, дать на них ответ — это значит найти наиболее подходящий способ проникнуть в самое нутро занимающей нас темы.

 

Возражения, согласно которым философия не имеет практического значения

1-е возражение. В то время как положительные науки непрерывно прогрессируют и приносят несравнен­ную пользу в практическом приме­нении, философия не делает никакого

прогресса и не дает  никаких практических полезных результатов.

От в е т. Это возражение против философии постро­ено на ложном основании, ибо сами положительные нау­ки образуют ветви от древа философии. Как только человечество достигло точных ответов на известные воп­росы, эти ответы стали называться "научными", и то, что мы зовем философией, есть лишь остаток от поставлен­ных вопросов, — вопросов, на которые еще не имеется ответов. В настоящий момент как раз две науки — психо­логия и общая биология — отпали от общего ствола и уже независимо от него начинают пускать корни как специальные дисциплины. Более абстрактная философия не может, как правило, охватить все разрастающуюся детализацию знаний в любой специальной науке.

 

Историческое освещение приведенного возражения

Беглый ретроспективный взгляд на раз­витие философии в этом пункте нас воз­наградит. Древнейшие философы по­всюду были энциклопедически просве­щенными любителями мудрости, из которых у одних этический и религиозный элемент был преобладающим, у других нет. Они были не больше, не меньше как людьми, у которых любознательность выхо­дила за пределы того, что касалось непосредственных практических потребностей; их специальностью были не столько отдельные проблемы, сколько загадочное вооб­ще. Такие мудрецы были в Китае, Персии, Египте и Ин­дии, но до настоящего времени на развитие западноев­ропейской мысли оказали влияние лишь древнегреческие мудрецы. Древнейший период греческой философии ох­ватывает приблизительно 250 лет, начинаясь примерно с 600 г. до н. э. Фалес, Гераклит, Пифагор, Парменид, Анаксагор, Эмпедокл, Демокрит были математиками, теологами, политиками, астрономами и физиками. Вся ученость их времени была всецело в их распоряжении. Платон и Аристотель продолжали их традицию, а сред­невековые философы еще расширили сферу применения философии. Если мы обратимся к обширной "Сумме теологии" Фомы Аквинского*, написанной в XIII столе­тии, то найдем в ней мнения, касающиеся решительно всего — от Бога вплоть до материи, включая сюда в качестве промежуточных ступеней ангелов, людей и де­монов. В этом сочинении последовательно разбираются вопросы об отношении почти всякой вещи ко всякой другой — творца к его творениям, познающего к позна­ваемому, субстанции к формам, духа к телу, греха к ис­куплению. Богословие, психология, система моральных начал и предписаний изложены с исчерпывающими под­робностями, а для физики и логики даны общие прин­ципы. Читатель испытывает такое впечатление, точно ее автор обладал сверхчеловеческой интеллектуальной мо­щью. Правда, нужно прибавить, что метод, при помощи которого Фома Аквинат управляет массой реальных или предполагаемых фактов, рассматриваемых в его сочине­нии, был отличен от того метода, к которому мы приуче­ны. Он все дедуцирует и доказывает или исходя из твердо установленных принципов разума, или опираясь на Св. Писание. Так, например, свойства тел и изменения, в них происходящие, объясняются у него согласно учению Ари­стотеля при помощи двух начал — материи и формы. Материя понималась как начало количественное, оформ­ляемое, пассивное, форма — как качественное, вносящее в материю единство, формирующее ее, активное начало. Всякая активность рассматривалась здесь как направлен­ность к известной цели. Вещи могут воздействовать одна на другую лишь путем контакта. Число видов вещей установлено, их различия констатированы etc., etc¹.

С начала XVII в. детально разработанные "априор­ные" методы схоластики утратили в глазах читающей публики свою привлекательность. Трактаты Суареса* не смогли закрепить их авторитет. Однако философия Де­карта, которая заступила место схоластических учений, распространившись по Европе с быстротой степного по­жара, сохраняла такой же энциклопедический характер. Нам теперь Декарт представляется метафизиком, кото­рый провозгласил: "cogito, ergo sum" ("я мыслю, следова­тельно, существую"), обособил дух и материю как две противоположные субстанции и дал обновленное доказа­тельство бытия Божия. В глазах же своих современников Декарт скорее представляется таким, каким мы теперь себе представляем Герберта Спенсера, великим космичес­ким эволюционистом, который при помощи принципа "распределения материи и движения" и законов толчка объяснял движение небесных тел, кровообращение, явле­ние преломления света, механизм зрения, механизм нерв­ной деятельности, страсти души и связь души с телом.

Декарт умер в 1650 году. Со времени появления в свет книги Локка "Опыт о человеческом разумении" (в 1690 году), философия впервые начинает сосредоточивать свое внимание преимущественно на проблеме познания и стано­виться "критической". Эта субъективистская тенденция получила дальнейшее развитие, и, хотя школа Лейбница, являющегося образцом универсального мудреца, еще при­держивалась традиции универсализма (последователь Лейбница Вольф издал ряд трактатов, охватывающих решительно все, всю сферу физического и духовного мира), Юм, выступивший вслед за Локком, пробудил Канта от его "догматической дремоты", и начиная с эпохи Канта слово "философия" сделалось термином для обозначения умо­зрений, касающихся в гораздо большей степени духовной и моральной области, нежели теорий о физическом мире. В наших колледжах еще сравнительно недавно философские предметы преподавались исключительно под названием "духовная и нравственная философия" или "философия сознания" в отличие от "естественной философии"*.

Но более старая традиция является лучшей и охваты­вающей предмет философии с большей полнотою. Не может быть сомнения в том, что познание специфических особенностей именно того реального мира, в котором нам суждено жить, представляется столь же важным, как познание абстрактно возможных условий существования каких угодно миров. Однако со времени Канта многие стали считать этот последний род познания за единствен­ный достойный имени философского. Обыкновенным смертным кажется, что вопрос "Какова природа?" не менее достоин внимания, чем кантовский вопрос: "Как возможна природа?" Итак, философия, дабы сохранить к себе человеческое уважение, должна уделить внимание реальным свойствам мира действительности. В настоящее время в философии замечаются признаки некоторого по­ворота в сторону "объективистской традиции"¹.

 

Философия есть лишь "мыслящий человек"

Философия во всей полновесности этого слова все же есть лишь мыслящий чело­век, человек, мыслящий в большей мере о наиобщих свойствах бытия, нежели о частностях. Од­нако в обоих случаях, в мышлении о наиобщем и о част­ном, человек пользуется одними и теми же методами. Он наблюдает, устанавливает различия, обобщает, класси­фицирует, изыскивает причины, подмечает аналогии и строит гипотезы. Философия в качестве чего-то отлич­ного от положительных наук и сферы практической де­ятельности не руководствуется никаким специально лишь ей присущим методом. Все наше современное мышление постепенно развилось из первобытной человеческой мыс­ли, и единственными подлинно важными изменениями, которые с тех пор произошли в самом способе мышления

Происхождение современных приемов мышления

(в отличие от того, что для него состав­ляет предмет веры), являются: меньшая готовность устанавливать безо всяких колебаний какое-нибудь убеждение и привычка при всяком удобном случае подвергать его проверке¹. Я считаю поучительным ука­зать в общих чертах на источники современных привычек мышления. Огюст Конт, творец философии, которую он назвал "позитивной"², утверждал, что человеческая тео­рия по поводу любого явления в своем развитии после­довательно принимает три формы. В теологической фор­ме теоретизирования мировые явления рассматриваются как порождения деятельности духов; в стадии метафизи­ки из их существенных черт складывается абстрактное понятие, которое затем образует подкладку явлений, буд­то служит объяснением для них; в положительном фазисе дается лишь простое описание явлений в их сосущест­вовании и последовательности. Дается формулировка "законов" этих явлений, но затем не делается никаких попыток изыскивать объяснение для их природы и их существования. Так, "Дух-создатель" может быть иллюс­трацией для теологической, "принцип тяготения" — для метафизической и "закон квадратов" — для положитель­ной теории движения небесных тел.

Периодизация Конта слишком резка и определенна. Мы знаем из антропологии, что в самых ранних попыт­ках человека теоретизировать элементы теологического и метафизического мышления были перемешаны между собою. Обычные явления не нуждались ни в каком специальном объяснении, только неординарные, загадоч­ные вещи, смерть, бедствия, болезни вызвали потреб­ность в нем.

Вещи проявляли свою активность благодаря скрытой в них таинственной энергии, и чем более ужасные формы принимала эта активность, тем яснее это свидетельство­вало о том, что они обладали большею дозой этой "мана". Великим делом было для человека самому при­обрести эту "мана"*.

То, что составляло тогда первобытную философию, по-видимому, в настоящее время может быть обозначе­но собирательным термином "симпатическая магия". Согласно этому воззрению вы приобретали возмож­ность воздействовать на любой объект посредством другого объекта, связанного с первым или схожего с ним. Если вы хотите причинить вред вашему врагу, то вам необходимо или сделать некое подобие его, или достать прядь его волос, или что-нибудь иное принад­лежащее ему, или написать его имя. Нанося вред его суррогату, вы соответственно причиняете страдание ему самому. Если вы хотите, чтобы пошел дождь, побрыз­гайте водой на землю, если хотите, чтобы подул ветер, посвистите etc. Если хотите, чтобы в вашем саду хорошо рос ямс, положите туда камень, напоминающий по внешнему виду это растение. Если вы хотите излечить человека от желтухи, давайте ему такое лекарство, от которого предметы выглядят желтыми, или при голов­ных болях заставьте пациента есть мак, потому что семенная коробочка мака имеет форму головы. В ранней медицине это учение о "подобиях" играет большую роль. Отсюда произошли разные "-мантии" и "-ман­ты"**, в которых колдовство и начатки положительного знания образуют неразличимую смесь. "Симпатический" метод теоретизирования продолжает существовать по сей день. "Мысли суть вещи" — так рассуждает одна (и в общем неплохая) школа практической философии. Развейте ваши мысли о желаемом вами, решительно высказывайте их, и отовсюду появятся другие подобные мысли в подкрепление вашим, и ваше желание осущест­вится.

Мало-помалу возобладали более положительные спо­собы рассмотрения вещей. Общие элементы различных явлений люди стали выделять и класть в основу обобщения. Но первоначально эти элементы как-то теснее были связаны с тем, что интересует и волнует человека. Горя­чее или холодное, сухое или влажное начала объясняют нам поведение вещей. Одни тела были, естественно, более горячими, другие — более холодными. Движения раз­делялись на естественные и насильственные.

Небесные движения совершались по кругам, потому что круговое движение — самое совершенное. Свойства рычага находили себе объяснение в том, что движения более длинного плеча связаны с большим количеством совершенства. Солнце уходило зимою на юг, чтобы из­бегнуть холода. Драгоценные и красивые вещи обладали исключительными свойствами. Так, мясо павлина не под­давалось гниению. Магнит утрачивает способность при­тягивать железо, если к нему поднести алмаз исключи­тельно высокого достоинства.

Мы эти идеи воспринимаем как гротеск. Но допустите на минуту, что от древней науки до нас не дошло никаких следов, — как тогда нам распознать те основы в природе, с помощью которых можно было бы все объяснить и по­нять? До самого начала XVII века ученые направляли свое внимание на скучные постоянства в вещах, упуская из виду подлинно оригинальные свойства явлений. Не­многие из нас дают себе ясный отчет в том, как, в сущ­ности, недавно возникло то, что известно нам теперь под именем науки. Каких-нибудь триста пятьдесят лет тому назад едва ли кто-нибудь всерьез признавал астрономи­ческую теорию Коперника. Оптические взаимодействия еще не были открыты. Круги кровообращения, весомость воздуха, теплопроводность, законы движения были неве­домы; действие простого насоса оставалось необъяснен­ным; не существовало ни часов, ни термометра; всемир­ное тяготение было неизвестно; миру было пять тысяч лет, духи приводили в движение планеты; магия, алхи­мия, астрология властвовали над умами всех. Современ­ная наука начинается лишь после 1600 года вместе с Кеп­лером, Галилеем, Декартом, Торричелли, Паскалем, Гар-веем, Ньютоном, Гюйгенсом и Бойлем. Пять человек, которые сообщили бы последовательно друг другу об открытиях, сделанных при их жизни, могли бы все эти открытия передать нам: Гарвей мог бы рассказать про них Ньютону, Ньютон — Вольтеру, Вольтер — Дальто­ну, Дальтон — Гексли, и Гексли мог бы сообщить полу­ченные сведения читателям настоящей книги.

Наука — это специализирован­ная философия

Люди, предпринявшие эту работу рас­крепощения человеческого духа, были универсальными мудрецами, философами в первоначальном смысле этого слова. Галилей ска­зал, что он затратил больше лет на занятие философией, чем месяцев на занятие математикой. Декарт был универ­сальным философом во всей полновесности этого слова. Но благодаря плодотворности новых концепций специ­альные области научного знания стали разрастаться с та­кой быстротой, что в силу их чрезмерной громоздкости разработка в них деталей стала уже не под силу умам с более универсальным складом, и тогда от общего ство­ла стали отпадать специальные науки — механика, аст­рономия, физика. Никто бы не мог заранее предугадать, сколь необычайно плодотворным оказался этот более сухой математический подход к природе, которым руко­водствовались вышеназванные гении. Никому и не сни­лась та власть над природой, которую могла дать людям ориентация на поиск в ней сопутствующих изменений. "Законы" и есть описание этих изменений, и все извест­ные нам теперь законы природы имеют для себя прото­тип в установленной впервые Галилеем пропорциональ­ности v к / и s к t². Паскалево открытие пропорциональ­ности высоты местности и высоты барометра, Ньютоно­во открытие пропорциональности ускорения расстоянию, Бойлево открытие пропорциональности объема воздуха давлению, Декартово открытие пропорциональности си­нуса к косинусу в преломленном луче — все это первые плоды Галилеева открытия. В этом совершенно новом воззрении на природу уже не было речи ни о каких посреднических силах и ничего анимистического или сим­патического. Здесь все сводилось только к описанию сопутствующих изменений, после того как удалось ус­тановить, между какими именно величинами нами под­мечена взаимозависимость. В результате скоро получи­лось то, что человеческое знание дифференцировалось на две области — одну, именуемую "Наукой", в пределах которой устанавливаются наиболее точные законы, я другую, именуемую "Общей Философией", в которой такие точные законы не устанавливаются. Следствием всего этого явилось то умонастроение, которое некото­рыми называется позитивным. Раздался крик бесчислен­ного множества представителей точных наук: "Долой философию!", "Подавайте нам только факты, поддающи­еся измерению, явления природы без всякого субъективного привнесения в них чего-либо, безо всяких сущностей и принципов, претендующих давать этим явлениям объ­яснение". Именно от подобных умов по большей части и исходит возражение против философии, будто в ней не замечается никакого прогресса. Если каждый шаг вперед, делаемый философией, каждое точное разрешение како­го-либо вопроса относятся на счет науки, то становится достаточно ясным, что материалом, входящим в сферу

Философия есть остаток в виде не разрешенных наукой проблем

философии, как раз окажется лишь ос­таток в виде непроанализированных проблем и что только этот один оста­ток и будет носить имя философии. Это как раз и есть то, что совершается в дей­ствительности. Слово философия сделалось собирательным термином для всех вопросов, на которые еще никто не мог дать ответа, вполне удовлетво­ряющего тех, кто ставил эти вопросы. Из того, что на некоторые вопросы не находилось ответа целых 2000 лет, не следует еще, что такого ответа не может быть и впредь. В великой повести приключений, именуемой историей человеческого ума, эти 2000 лет займут, быть может, всего лишь один параграф. Необычайный науч­ный прогресс за последние три столетия был следствием того факта, что человечеству удалось до некоторой степе­ни внезапно напасть на известный способ, при помощи которого следовало подходить к решению определенного рода вопросов, а именно вопросов, поддающихся мате­матической трактовке. Но люди, утверждающие, будто отсюда следует, что единственной возможной философи­ей является философия математическая и механическая, и презирающие всякие попытки исследовать иного рода проблемы, забывают о крайнем разнообразии аспектов, которые несомненно присущи действительности. Бес­спорно таким же образом будут найдены пути для над­лежащего философского подхода и к вопросам, касаю­щимся духовной области. В известной мере эти пути уже найдены. В некоторых отношениях на самом деле "точ­ные науки" достигли меньшего прогресса, чем "филосо­фия"; наиобщие концепции точных наук не удивили бы ни Аристотеля, ни Платона, если бы они могли снова поя­виться на земле. Идея образования всех вещей из элемен­тов, идея эволюции, сохранения энергии, всеобщего де­терминизма могли бы показаться им до известной степе­ни знакомыми; к познанию безмерно малого, электричес­ких явлений, к изобретению микроскопа, телефона и к деталям в науках они отнеслись бы с чувством почтитель­ного страха. Но, если бы им вздумалось заглянуть в на­ши сочинения по метафизике или посетить лекции по философии, они нашли бы всё звучащим странно. Вся идеалистическая или "критическая" точка зрения на мир вашей эпохи показалась бы им необычайной, и потребо­валось бы немало времени, прежде чем они бы вполне освоились с нею!¹

2-е в о з р а ж е н и е. Философия догматична и имеет притязание решать все вопросы на основании лишь чис­того разума, между тем как обращение к конкретно­му опыту представляет единственный плодотворный путь к постижению истины. Наука собирает, классифи­цирует и анализирует факты, тем самым далеко пре­восходя возможности философии.

Философия не должна быть догматической

Ответ. Это возражение с историчес­кой точки зрения правильно. Слишком много философов замышляли и завер­шали системы, построенные чисто априорным путем, претендуя при этом на непогрешимость и настаивая на том, чтобы эти системы принимались или отвергались целиком. С другой стороны, науки, пользу­ясь только гипотезами, но в то же время всегда стремясь проверять эти гипотезы опытом и наблюдением, открывают путь для непрестанного самоисправления и даль­нейшего преуспеяния. Теперь день ото дня догматикам, отстаивающим претензию на полную завершенность их систем, становится все труднее и труднее найти себе аудиторию среди образованных кругов. Гипотеза и про­верка, эти два лозунга науки, вошли в плоть и кровь академического мышления.

Поскольку философы суть лишь люди, мыслящие о вещах с самой общей точки зрения, они могут свободно пользоваться какими угодно методами. Но во всяком случае философии надлежит завершать науки и впиты­вать их методы. Если признать такое понимание филосо­фии правильным, то я не вижу, почему бы философия не могла дойти до полного освобождения от всяческого догматизма и до превращения в столь же гипотетическую по своим приемам науку, как самая эмпирическая из всех наук.

3-е    в о з р а ж е н и е. Философия не находится в со­прикосновении с реальной жизнью, заменяя ее абстракци­ями. Реальный мир многообразен, запутан, является ис­точником страданий. Философы почти без исключения стремились представить этот мир благородным, простым, совершенным, оставляя без внимания всю многослож­ность реальности, предаваясь оптимизму такого сорта, что обыкновенные смертные стали относиться к их систе­мам презрительно, а писатели вроде Вольтера или Шопен­гауэра сделали эти системы предметом сатиры. Шопенгау­эр обязан своим огромным успехом у широкой публики тому, что он первый среди философов в конкретной форме высказал правду о бедствиях человеческой жизни.

Философия не оторвана от реальности

Ответ. Это возражение также справед­ливо с исторической точки зрения, одна­ко нет резонов, чтобы философия вечно держалась в отдалении от реальной жиз-

ни. По мере своего успешного развития она может изме­нить прежним привычкам. Благородные, но тощие абст­ракции могут уступить место более прочным и реально обоснованным построениям, когда материалы и методы для подобных построений будут установлены более на­дежным образом. В конце концов, философы, подобно романистам реалистического направления, может быть, придут в тесный контакт с реальной жизнью.

Философия в качестве метафизики

3 а к л ю ч е н и е. Философия в первона­чальном значении этого слова в смысле полнейшего познания вселенной должна включать в себя результаты всех положительных наук и потому не может быть противопостав­лена этим последним. Она просто стремится к тому, чтобы сделать из науки, выражаясь языком Герберта Спенсера, "систему всецело объединенного знания"¹. В более современном смысле чего-то противопоставляе­мого положительным наукам философия означает мета­физику. Более старое значение термина является более ценным, и, по мере того как результаты отдельных наук делаются доступными координации, а условия для уста­новления истины в области самых различных вопросов получают все большую методическую определенность, мы можем надеяться, что термин "философия" снова приобретет свое первоначальное значение. Наука, метафизика и религия тогда, быть может, образуют все­единство мудрости и будут взаимно поддерживать друг друга.

В настоящее время подобные надежды весьма далеки от своего осуществления. В данном сочинении я предполагаю иметь в виду философию в ее узком значении, а именно — как метафизику, а результаты положительных наук и религию оставляю вне рас­смотрения.

 

*В книге /. Rickaby "General Metaphysics" читатель найдет популяр­ный очерк главных принципов философии природы Фомы Аквината. В книге Thomas'a и Harper'a "The Metaphysics of the School" (Mac Millan) дано подробное освещение вопроса.

 

^а Превосходная защита этой традиции во "Введении в философию" Паульсена (р. 19—44 английского перевода 1895 г.). [Имеется русский перевол.]

 

^JCp.: Lewes. "Aristotle", 1864, chapt. 4.

²См.: "Cours de philosophic positive", 6 w. 1830—1842.

 

'Все сказанное здесь мною и еще более того читатель найдет в статье James'a Ward'a "The Progress of Philosophy" в журнале "Mind", v. 15, P. LVIII.

 

'См.   великолепную   главу   "Философия  в  ее  определенности" в "Первых принципах" Спенсера.